16.07.2015ПРОПАГАНДА, АГИТАЦИЯ, МАНИПУЛЯЦИЯ И УБЕЖДЕНИЕ
Анна Жамакочян
Руководитель Учебного центра НОФ «Нораванк»
Пропаганда и агитация
Понятие «пропаганда» (лат. Propagare – распространять, расширять) возникло в церковном контексте, означая обращение, миссионерство. Первое известное упоминание этого слова датируется 1718 годом, оно касалось названия учрежденного в начале 1620-х гг. контролирующего зарубежное миссионерство органа – «Конгрегации пропаганды веры» (Congregatio de propaganda fide)1. С 1790-х это слово приобрело значение процесса, направленного на распространение какой-либо практики или идеологии.
В армянском вместео слова «пропаганда» часто используют синонимичное слово «проповедь» – «кароз» (քարոզ (քարոզչություն)). Это заимствование из ассирийского: слово karoza означало вестник, глашатай (царя, полководца, градоначальника, господа или державы) и со временем обрело дополнительные значения молитва священника (завет, указание), праздничная проповедь, интерпретация текста или речь2. В грабаре есть значения слова «кароз» глашатай, вестник, панегирик в форме существительного и влиять, оглашать, предвещать, вещать в форме глагола3.
Как видим, в средневековом мышлении возвещать и влиять взаимосвязаны. Проповедник возвещал, чтобы влиять, что закономерно воспринимается в позитивном смысле. Это указывает на точку зрения воздействующего проповедника, которая, понятное дело, прямо противоположно воспринимается со стороны того, кому проповедуют. Например, призыв сменить собственную религию, верования, обряды и традиции, выдвинутый со стороны другой церкви или государства. Несмотря на этимологические и прямые смысловые иные отличия, в религиозном контексте армянское слово «кароз» обладает тем же значением распространения слова божьего, церкви, что и слово пропаганда. Следовательно, не случайна синонимическая связь между «проповедью» и пропагандой в современном армянском языке. В начале 20-го века слово «проповедовать» полноценно использовалось в значении «распространять политические идеи»4.
В советском контексте наряду с пропагандой в ходу было также понятие «агитация», а также их сращение – «агитпроп», обозначавшее отделы пропаганды и агитации комитетов коммунистической партии, их руководителей или их деятельность.
Понятие «агитация» еще больше подчеркивает стремление иходя из собственных политических целей подвигнуть других на действий (от латинского agitatio – вести, запустить движение5). В толковом словаре современного армянского языка (1969г.6) агитация объясняется как «письменная и устная деятельность, цель которой – воздействовать на широкие народные массы в некотором политическом направлении»7. По сути, будучи формой применения пропаганды, агитация в политическом лексиконе используется как ее синоним (например, в словаре ABBY Lingvo в статье об английском слове agitation можно прочесть, что агитация – пропагандистская деятельность...). В советских словарях слово «агитация» не переводилось на армянский, только отмечался переносный смысл – убеждать. Однако в лексиконе постсоветской Армении агитация сменяется словами пропаганда («քարոզչություն») и пропагандистская кампания8. В результате сегодня «քարոզչություն» в политическом языке зачасту включает в себя и пропаганду, и агитацию, не позволяя рассмотреть их отличия. Следовательно, в теоретических текстах, где значимы отдельные аспекты терминов, необходимо заранее установить или уточнить значения понятий. Учитывая религиозную контекстуальную общность проповеди и пропаганды, целесообразно их синонимичное употребление и ипользование в армянском непереведенного слова «агитация». Особенно потому, что в наши дни появился заменяющий агитацию и более функциональный запас слов: информирование, кампании, информационные кампании и т.д.
Возможность положительной пропаганды
Пропаганда, будучи столь же древним социальным феноменом, что и религия, касается также новейшей истории, так как наиболее разработанные и массовые формы пропаганды появляются с течением времени и совершенствуются в технологизирующемся с каждым днем современном мире.
Понятие «пропаганда» получило негативную коннотацию на Западе в связи с мировыми войнами 20-го века, большевизмом, испытаний фашизмом и сталинизмом, когда интенсивно изучались, разрабатывались и применялись самые грубые методы массовой пропаганды, что имело самые трагические последствия в рамках современной западной культуры.
Еще в 1928г. один из самых ранних теоретиков пропаганды, Э.Бернейс, в своей книге «Пропаганда» говорил о негативном значении этого понятия: «Я сознаю, что слово «пропаганда» для многих имеет отрицательный оттенок. Однако то, хороша пропаганда или плоха, в любом случае зависит исключительно от того, что именно она прославляет, а также от достоверности оглашаемой информации»9. В тот период, значит, еще можно было говорить о том, что пропаганда хороша или плоха. В годы Первой мировой войны Э.Бернейс сотрудничал с Комитетом общественной информации США (U.S. Committee on Public Information, CPI10) и стремился сохранить положительную коннотацию слова «пропаганда». Однако после Второй мировой войны и Холокоста пропаганду больше невозможно было позиционировать в положительном смысле из-за вызванных ею чудовищных последствий.
Следовательно, западные теоретики второй половины 20-го века отказались от позитивной пропаганды, заменив ее другими понятиями. Например, Э.Бернейс остался в рамках «Public Relations» (по-русски – связи с общественностью). Сегодня Э.Бернейса вспоминают как одного из крестных отцов, заложивших теоретические основые специальности Public Relations и разработки ее практических функций, тем самым мы видим истоки взаимосвязи пропаганды и PR. В дальнейшем, в конце 20-го века, современный философ Наум Хомски подвергнет сомнению и положительную коннотацию Public Relations, критически называя PR «промышленностью общественных связей». Н.Хомски в своих публичных выступлениях назввает Э.Бернейса гуру промышленности общественных связей и указывает на такие отрицательные последствия его деятельности, как внедрение женского курения с целью увеличения продаж табачных изделий и государственный переворот демократически избранного, но противоречащего интересам американской United Fruit Company правительства Гватемалы11.
В постсоветском обществоведении и общественном сознании, однако, пока сохраняется двусмысленное восприятие пропаганды, одной из причин этого мы считаем стереотипизированность советского общества и изолированность от Запада. Другой важный фактор – низкий уровень переосмысления опыта сталинизма постсоветским обществом. Тот вопрос, ответ на который искали западные мыслители после Второй мировой войны, – как мог возникнуть фашизм (а также сталинизм) в Европе, выступающей носительницей гуманистического и просветительского пафоса?12 – еще нуждается в четком озвучивании в постсоветских обществах. Поиски ответа на этот вопрос неизбежно сталкиваются с темной стороной любой пропаганды и просветительства с благими намерениями и вынуждают пересмотреть положительный смысл этого понятия. Наконец, в качестве третьего фактора мы можем отменить подъем религиозности, пришедшей на смену советскому атеизму, вследствие чего феномен пропаганды, проповеди сохраняет свое положительное значение в этом регионе.
Следовательно, мы часто можем встретить армянское слово «քարոզչություն» или русское «пропаганда» с нейтральной или позитивной коннотацией, так как у этих слов нет того обществоведческого развития, как у «propaganda» на Западе.
Пропаганда и демократия
Как уже говорилось, книга Э.Бернейса «Пропаганда» (1928) имеет ключевое значение в истории теоретизирования и практики пропаганды. Автор считает пропаганду «логическим результатом формирования демократического общества» и «важной составляющей демократии». Он утверждает, что в условиях рыночной конкуренции, когда нет «комитета мудрых людей», который принимал бы решение за остальных, пропаганда становится необходимостью. Таким образом, Э.Бернейс считал оправданными контроль над массами со стороны элиты и пропаганду, основанную на подсознательных и бессознательных импульсах человека. Он начинает свою книгу следующими суждениями: «Сознательное и умелое манипулирование упорядоченными привычками и вкусами масс является важной составляющей демократического общества. Приводит в движение этот невидимый общественный механизм невидимое правительство, которое является истинной правящей силой в нашей стране. Нами правят, наше сознание программируют, наши вкусы предопределяют, наши идеи нам предлагают – и все это делают в основном люди, о которых мы никогда и не слыхивали. Таков логичный результат организации нашего демократического общества» 13.
Среди важных теоретических постулатов Э.Бернейса (как и многих других медиа-теоретиков) лежат открытия его дяди Зигмунда Фрейда о существовании в психике отдельного от сознательного бессознательного и подсознательного. Этим подтверждались сомнения о рациональном поведении человека и, следовательно, «успешный пропагандист обязан понимать истинные мотивы и не должен удовлетворяться аргументацией человека о его поступках» 14.
Другой краеугольный камень его теории составили подходы Уолтера Липпмана к механизмам, формирующим общественное мнение. У.Липпман, являвшийся коллегой Э.Бернейса в Комитете по общественной информации США, отказавшись от социалистических идей, критиковал теории демократии. Он ставил под вопрос способность формирования собственного мнения у «в основном необразованного» общества. По его мнению: «Отдельный человек не имеет мнения по общественным вопросам… Я не представляю, каким образом он мог узнать (о них ) и нет никаких причин думать, как думали мистические демократы, что индивидуальное невежество человеческих масс вместе может произвести продолжительную направленную силу в общественных делах»15. У.Липпман в своей более ранней книге «Общественное мнение» (1922) формулирует пропаганду как «…стремление изменить ту картину, на которую реагирует человек: для замены одного социального паттерна (образца) другим»16. Однако, в отличие от Э.Бернейса, У.Липпман считает пропагандистскую деятельность показателем отсутствия демократии. Он утверждал, что осуществление пропагандистской деятельности обязательно предполагает цензуру и определенный барьер между событием и обществом. Человек, согласно нему, узнает свою окружающую среду не полностью и неполноценно, но опосредованным путем, создавая в уме «ложную среду». Следовательно, для составления представления о реальной среде можно влиять на формирование ложной среды, контролируя необходимые условия: «Доступность в отношении реальной среды должна быть ограничена, пока каждый не смог построить собственную, на его взгляд, осмысленную или, желательно, ложную среду».
Посредством отсутствия непосредственного доступа масс к событиям окружающей среды элита приобретает возможность манипулирования событием посредством медиа или возможность предоставлять ограниченную информацию. Для У.Липпмана пропаганда хоть и не всегда является негативной, однако остается инструментом, которым пользуется элита для достижения собственных целей, даже независимо от довода об их «патриотичности». Например, он приводит негативные последствия постоянного используемых французским военным командованием объявлений о завышенных потерях германцев в течение Первой мировой войны: «Группа людей, которая может предотвратить независимую доступность события, организует информацию о нем, подстраивая под нужные себе цели. То, что цель в этом случае была патриотической, совершенно не меняет аргумента. Они использовали свою власть, чтобы заставить союзную общественность видеть положение дел так, как они хотели показать» (Lippmann, 1922, с. 28).
По большому счету, У.Липпман оставляет тяжесть вопроса пропаганды нерешенным. Однако придает большое значение получению нового, дополнительно образования в качестве возможности привести общественное мнение в соответствие со средой. Он в первую очередь имеет в виду признание психоаналитических знаний, что позволит избавиться от идей как частей Эго личности и сделать их чем-то, подверженным критическому анализу. Психоанализ содействует тому, чтобы идея отделилась от субъективной части Я, стала чем-то объективным, после чего становится возможным открытость для новой информации и ее переосмысление.
Таким образом, посредством образования и институтов, делающих реальность доступной людям, он считает возможной ликвидацию огромных аппаратов цензуры, стереотипизации и постановочности. Это идеи, которые могли показаться наивным уже во второй половине 20-го века в глазах постиндустриальных теоретиков (например, Луи Алтусер будет рассматривать образование, как «государственный идеологический аппарат» формирования субъекта и действительности).
Пропаганда или манипуляция, или убеждение?
Тема пропаганды в дальнейшем и по сей день продолжает оставаться открытой для обсуждения социологов, особенно в условиях развития информационных технологий, укоренения медиа-организаций, становления сложных структур и глобализации. Как в таком случае относиться к информационным потокам, которые, конечно, не могут быть лишь информацией без последствий, но в той или иной степени влияют на решения, позиции и поведение людей? Для решения этой задачи, например Джоуэтт и О’Доннел в книге «Пропаганда и внушение» (1-ое изд. 1968г.) отличают информативный дискурс от пропаганды, считая первый убеждением. Разница в том, что информативный дискурс или убеждение направлены в сторону адресата (читателя, слушателя, зрителя), «позволяя им получать информацию, понимать среду и учиться» (Jowett & O’Donnell, 2006, с. 30). Конечно, отправители сообщения убеждения очевидно заинтересованы в вопросе согласия адресата с их точкой зрения, однако, согласно авторам, это не исключает выгоды адресатов (Jowett & O’Donnell, 2006, с. 31-32). И наоборот, пропаганда рассчитана на защиту интересов пропагандиста, независимо от того, совпадают они с интересами адресата или нет (Jowett & O’Donnell, 2006, с. 7). Джоуэтт и О’Доннел отмечают, что пропагандисты часто выступают в качестве убеждающих, на самом деле продвигая собственные интересы, в том числе за счет интересов адресата: «Вопрос в том, что пропагандист не считает благополучие аудитории своей основной задачей. Пропагандист часто отделен от адресатов» (Jowett & O’Donnell, 2006, с. 44). Значит, Джоуэтт и О’Доннел отличают пропаганду от убеждения по уровню их нацеленности, тем самым указывая на задачу раскрытия целей информационного дискурса. Вопрос в том, что пропаганда, как и процесс убеждения, использует информационную коммуникацию (Jowett & O’Donnell, 2006, стр. 30). И обычный читатель, слушатель или зритель с трудом могут распознать и отличить пропаганду от ответственного информационного дискурса.
То, что Джоуэтт и О’Доннел считают пропагандой, некоторые теоретики называют манипуляцией17. Еще одно понятие, которое часто дополняет или заменяет пропаганду. Манипуляция переводится на армянский как «ձեռնածություն» (жонглирование), что является синонимом к словам фокусничество, колдовство и обман18. Манипуляция, как и жонглирование в армянском имеет гораздо более выраженное негативное значение, поскольку предполагает управление эмоциями, отношениями и даже поведением индивида, независимо от знания и воли этого индивида, зачастую вопреки его интересам.
Она осуществляется как посредством контроля над дискурсами, так и посредством событий (например, организуя провокации, которые толкают на предсказуемую ментальную или поведенческую реакцию). Первый метод считается более распространенным и часто сопровождает второй. Следовательно, говоря «манипуляция», прежде всего подразумевают практики дискурсивного, коммуникативного, символического воздействия на индивида. В этом смысле в изучении манипуляций более уместен круг критического дискурс-анализа, который включает уровни и дискурса, и социального контекста.
Так, Т.А. ван Дейк предлагает трехмерный подход к манипуляции, благодаря чему он не основывается лишь на намерениях пропагандиста или манипулятора, но придает большее значение их последствиям. В своих работах разных лет (Van Dijk, 1998, 2001), а также, в частности, в своей статье 2006г. Discourse and manipulation19 он рассматривает манипуляцию как:
1. форму злоупотребления социальной властью,
2. форму управления познавательным (когнитивным) сознанием,
3. форму дискурсивно-семиотического взаимодействия.
Согласно Ван Дейку, этот трехсторонний формат взамосвязывает дискурс, когнитив и общество. И он является основополагающим для системного понимания структур манипуляции и вовлеченных в нее процессов.
В социальном отношении манипуляция определяется как «незаконное доминирование, которое (вос)производит или укрепляет социальное неравенство». Манипуляция – не только применение власти, но и злоупотребление ею, то есть установление доминирования. Манипулятор оказывает незаконное (нелегитимное) воздействие дискурсивными методами, чтобы принудить других верить или совершать действия, которые в первую очередь удовлетворяют его личные интересы и тем самым укрепляют неравенство.
Манипулируемые – люди, процесс манипуляции происходит посредством их сознания, следовательно, второй вопрос когнитива также важен. На когнитивном уровне «манипуляция, как управление разумом, включает в себя такие процессы взаимодействия, как понимание, формирование искаженных мысленных моделей и социальное переосмысление, например: знание и идеологии». А уже на уровне дискурсивно-семиотического взаимодействия – текстового, визуального и вербального – «манипуляция в целом включает обычные методы и формы идеологического дискурса, как, например, акцентирование Наших хороших и Их плохих качеств». Важно однако принимать во внимание ту ситуацию, в которой происходит дискурсивное событие, поскольку одинаковая дискурсивная структура может в одной ситуации расцениваться как манипулятивная, а в другой – нет.
Согласно автору, невозможно исключить или совместить воедино три вышеописанных уровня: они являются взаимодополняющими сторонами, необходимыми для полного охвата явления манипуляции. Этой своей моделью Ван Дейк показывает, как манипуляция отличается от законных, правомочных способов управления мыслью, каковыми, например, являются убеждение и предоставление информации.
В случае убеждения собеседники вольны поверить или действовать как пожелают, в зависимости от того, принимают ли они аргументы убеждающего, или нет. Во время же манипуляции адресатам достается более пассивная роль – роль «жертвы»20. Это негативное последствие, согласно Ван Дейку, проявляется, когда сторона-адресат не в состоянии понять и увидеть истинных целей манипулирующего и полные последствия продвигаемой им повестки. Это происходит, например, из-за отсутствия того особенного знания или информации, которым было бы возможно противиться манипуляции. В качестве известного примера Ван Дейк отмечает дискурс правительств или медиа европейских стран об иммигрантах, из-за которого обычные граждане обвиняют иммигрантов в плохой экономической ситуации (безработице) вместо того, чтобы заметить недостатки экономической политики.
Ван Дейк отмечает также неопределенность границ между незаконной (нелегитимной) манипуляции и законным (легитимным) убеждением и их зависимость от контекста. Следовательно, он останавливается на условном ключевом показателе. Исходя из этого, манипуляция наилучшим образом служит интересам правящих групп и выступает против интересов управляемых групп, которые вынуждены действовать вопреки собственной полноценной сознательной воли и интересам.
Тем не менее ответы Джоуэтта, О’Доннела и Ван Дейка по различиям между пропагандой, манипуляцией и убеждением вызывают еще больше вопросов. Например, вопросы возможности относительно осознания, определения и формулирования собственных интересов. В каком-то смысле именно в этом заключается самое ценное в их подходах, которые позволяют нам глубже размышлять о поставленных вопросах.
1 http://www.merriam-webster.com/dictionary/propaganda.
2 Գ. Ջահուկյան, Հայերեն ստուգաբանական բառարան, «Ասողիկ», Երևան, 2010, էջ 779 . (Г.Джаукян, Армянский этимологический словарь. – Ер.: «Асогик», 2010, с. 779, на арм.яз) или http://www.na-yiri.com/imagedDictionaryBrowser.jsp?dictionaryId=51&pageNumber=1200&query=%D6%84%D5%A1%D6%80%D5%B8%D5%A6 и другие словари с этого сайта.
3 Ռ.Ս. Ղազարեան, Գրաբարի հոմանիշների բառարան, Մեծի Տանն Կիլիկիոյ Կաթողիկոսութիւն, Անթիլիաս, 2006, էջ 692 (Р.С.Казарян, Словарь синонимов грабара. – Антилиас: Католикосат Великого Дома Киликийского, 2006, с. 692, на арм.яз.) или http://www.nayiri.com/imagedDictionaryBrowser.jsp?dictionaryId=36&query=%D6%84%D5%A1%D6%80%D5%B8%D5%A6.
4 См., например: «Целый ряд людей своим пером, словом проповедовали свободу», Ал.Хатисян (1938, май); https://nakhshkaryan.wordpress.com/category/%D5%B0%D5%A1%D5%B5%D5%A1%D5%BD%D5%BF%D5%A1%D5%B6%D5%AB-%D5%A1%D5%BC%D5%A1%D5%BB%D5%AB%D5%B6-%D5%B0%D5%A1%D5%B6%-D6%80%D5%A1%D5%BA%D5%A5%D5%BF%D5%B8%D6%82%D5%A9%D5%B5%D5%B8%D6%82%D5%-B6/.
5 http://www.etymonline.com/index.php?term=agitation&allowed_in_frame=0.
6 http://www.nayiri.com/imagedDictionaryBrowser.jsp?dictionaryId=29&query=%D5%A1%D5%A3%D5%AB%D5%BF%D5%A1%D6%81%D5%AB%D5%A1.
7 http://www.nayiri.com/imagedDictionaryBrowser.jsp?dictionaryId=24&query=%D5%A1%D5%A3%D5%AB%D5%BF%D5%A1%D6%81%D5%AB%D5%A1.
8 Например, предвыборная пропаганда или пропаганда какого-либо движения.
9 Edward Bernays, Propaganda, 1928, p. 20.
10 В годы Первой мировой этот комитет осуществлял американскую пропаганду в самих США.
11 Например, лекция Наума Хомского «What Makes Mainstream Media Mainstream» в Z Media Institute (июнь, 1997г.).
12 Макс Хоркхаймер и Теодор Адорно в предисловии к своей книге «Диалектика Просвещения: философские фрагменты» спустя два года после войны, в июне 1947г., писали, что предприняли эту работу, чтобы ответить на вопрос, «...почему человечество, вместо того чтобы прийти к настоящему человеческому состоянию, погружается в пропасть нового варварства?»
13 Edward Bernays, Propaganda, 1928, p. 10.
14 Там же, p. 52.
15 W.Lippmann, Phantom Public, 1925, p. 39.
16 Там же, p. 19.
17 Donna L. Lillian Modality, Persuasion and Manipulation in Canadian Conservative Discourse // Critical Approaches to Discourse Analysis across Disciplines. 2008. Vol 2 (1), 1–16.
18 Ա.Սուքիասյան, Հայոց լեզվի հոմանիշների բացատրական բառարան, ԵՊՀ, Երևան, 2009, էջ 679, (А.Сукиасян, Толковый словарь синонимов армянского языка, ЕГУ, Ереван, 2009, с. 679, на арм.яз.), http://nayiri.com/imagedDictionaryBrowser.jsp?dictionaryId=47&query=%D5%B1%D5%A5%D5%BC%D5%B6%D5%A1%D5%AE%D5%B8%D6%82%D5%A9%D5%B5%D5%B8%D6%82%D5%B6
19Van Dijk T.A. (2006). Discourse and Manipulation. Discourse & Society 17(3), 359-383.
20 Van Dijk T.A. (2006). Discourse and Manipulation. Discourse & Society 17(3), p. 361.
Возврат к списку
Другие материалы автора