СЛОЖНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБМАНА (И САМООБМАНА): ОТ ИДЕОЛОГИЙ ДО “ИГРЫ В КАЛЬМАРА” И “МАШИ И МЕДВЕДЯ”

30.11.2021

СЛОЖНЫЕ МЕХАНИЗМЫ ГОСУДАРСТВЕННОГО ОБМАНА (И САМООБМАНА): ОТ ИДЕОЛОГИЙ ДО “ИГРЫ В КАЛЬМАРА” И “МАШИ И МЕДВЕДЯ”

Георгий Почепцов

Государство сильно не тем, что у него есть, а тем, чего у него нет. Именно об этом оно много и проникновенно рассказывает как о существующем, хотя оно далеко не реальное. В результате эти пропагандистские рассказы “обрастают мясом” из литературы и искусства, становясь правдой для массового сознания. И тогда никто уже не помнит, откуда именно пришла эта информация…

Государство не любит, когда кто-то вспоминает о его недостатках. В советское время это называлось цензурой, именно она “стимулировала” информационные и виртуальные потоки воспевать несуществующую физическую реальность. Это было относительно легко делать, поскольку других источников информации не было.

И то тогда приходилось включать время от времени кампании типа послевоенной борьбы с космополитизмом, чтобы вернуть всех в накатанную колею любви исключительно к своему государству, именуемую патриотизмом. Патриотизм в понимании государства предполагает не только любовь к себе, но и ненависть к другим. Государство становится даже опасным, когда борется за патриотизм в головах, поскольку готово идти на все ради единой картины мира для массового сознания. По этой причине именно кино стало любимым инструментом в советское время. Его можно обозначить как патриотизм эмоций, поскольку является доступным даже неграмотным.

Государство любит отслеживать своих врагов, даже тех, которых нет. Оно просто видит опасность в людях с другим поведением и другими мозгами, поскольку они отвлекают его от других дел и одновременно служат примеров для остальных граждан. Российская сегодняшняя борьба с “иноагентами” иллюстрирует как борьбу с “неправильной” информацией, так и как “уничтожение” дурных примеров.

Очень важна быстрая реакция, блокирующая повторение “неправильного” поведения. По этой причине любые отклонения в советское время сразу становились предметом обсуждения и наказания, как, например, в случае Д. Шостаковича как до войны, так и после. Великая фраза “сумбур вместо музыки” осталась на века [1 – 2]. Все это не просто странная, а страшная эпоха… И она сильнее всего вредила людям творческих профессий, поскольку их работа как раз и состоит в “нарушении” канонов в создании произведений. Лучшие из них работают не на повторе, а на создании нового, что всегда будет вступать в противоречие с госмоделью реальности. Несанкционированное новое будет всегда раздражать государство.

Советской музыкой, например, неоднократно пытались управлять. Однако это сложный процесс, поскольку перевод с языка идеологического на музыкальный чаще ведет к провалу, а не победе. Да и нет прямого перехода между идеологией и музыкой. Тем более когда речь идет не о песнях, где можно поставить слова нужные идеологам, а о музыке академического порядка.

В таком случае требование реализуется одно: лучше не отклоняться от принятого канона, чтобы не нарваться на неприятности: “Советскую музыку, по сути, призвали к комфортному воспеванию наличного состояния дел, к консервативному восхвалению «реальности» на фоне застывшей легенды о революции. Удовлетвориться этим творческая и научная интеллигенция с ее высоким интеллектуальным уровнем и огромным потенциалом развития никак не могла. Таким образом, ее невольно лишь больше подтолкнули к противопоставлению себя как власти, так и народу, а также резко обострили ее тягу к вожделенному Западу” [3].

Идеология стала базой для искусства, поэтому искусство должно было становиться все менее искусством, а все более пропагандой. Герои искусства должны были повторять героев идеологии. При этом нельзя было потерять и читателей/зрителей, поскольку эти два пространства – идеологическое и развлекательное – совпадают только тогда, когда ими умело управляют из одного центра.

В. Пастухов заговорил об идеологическом насилии, даже сам термин такой предложил, не только тогда, но и сегодня [4]:

– “Главным инструментом идеологического насилия становятся навязываемые населению мифы, массовое серийное производство и распространение которых стало одной из важнейших функций режима. Однако легкость, с которой режиму удалось погрузить сознание десятков миллионов людей в ловко сконструированный мифологический пузырь, не может быть объяснена исключительно пропагандистским гением власти или врожденным конформизмом населения. В значительной мере это произошло потому, что Кремль попал в такт с общемировой тенденцией. Режим поймал и оседлал волну, пришедшую в Россию с Запада, и теперь с упоением гонит ее обратно”;

– “Россия всегда была в мировом тренде, если этот тренд был негативным. На позитивных трендах она отдыхала, копя силы для очередных великих уроков человечеству. Ленинизм (русский коммунизм) был частью первого глобального «левого поворота», но сильно перебрал с градусами и вышел в полный разворот. Сталинизм для своего времени отнюдь не был уникален ни в методах, ни в достижениях, но во избежание неприятностей я умолчу о том, на что он был похож. Современная Россия тоже не стоит на обочине истории и движется с остальным миром в одном направлении — к следующему «новому Средневековью». Развитие любой цивилизации сопровождается замещением мифологического сознания рациональным мышлением. Это общее правило, но к нему необходимо сделать два уточнения. Во-первых, каждая цивилизация развивается своим темпом, и поэтому кто-то движется по обозначенной траектории со скоростью гоночного болида, а кто-то ползет как улитка, да и то если его подгоняют палкой. Во-вторых, это не линейное, а возвратно-поступательное движение, в тяжелых случаях в алгоритме «шаг вперед, два шага назад». Символом доминирования мифологического сознания над рациональным является Средневековье, а символом победы рационального начала над мифом является Новое время”;

– “В мифологическом сознании вымысел играет такую же мотивирующую роль, что и факт. Рациональное сознание, хотя и не избавлено от вымысла на все сто процентов, в основном выстроено вокруг фактов, под которыми понимаются утверждения, проверяемые эмпирическими методами или выведенные из других эмпирически доказанных утверждений в соответствии с законами логики (доказательная медицина, доказательная юриспруденция и так далее). Естественно, что так называемое возвращение к Средневековью обычно выглядит как движение в обратную сторону. В такое время вымысел, фантазия, подкрепляемая сотканными одним лишь воображением «доказательствами», не просто отыгрывает часть утерянной былой славы, но с легкостью посрамляет самые достоверные факты и глумится над ними. Позитивизм (мышление, отталкивающееся от фактов), сыгравший решающую роль в формировании человека Нового времени и возникновении современного капитализма и политической демократии, сегодня отступает по всем фронтам. Разграничение факта и вымысла более не актуально нигде в мире, а вовсе не только в России. Спросите о роли фактов в политике у американских трампистов или британских брекзитеров. Мало кого в мире теперь интересует, «как это было (есть, будет) на самом деле». Мир как будто услышал Окуджаву: вымысел не есть обман. Мы живем в эпоху множественных альтернативных реальностей”.

При этом следует помнить, что такие объемы альтернативной реальности приходят вместе с интернетом. В соцмедиа каждый становится кузнецом своего счастья, порождая и удерживая наиболее близкую ему модель мира. Он сам становится творцом вселенной, беря отовсюду нужные ему факты и объединяя их в единое целое, которое тем самым получает право на жизнь. Мифы стали уже индивидуальным продуктом. Отсюда и распространение конспирологии, которую можно определить как искусственно создаваемую негативную картину мира. Именно потому, что она является негативным мифом, она так хорошо распространяется.

В. Пастухов говорит о возврате к созданию и удержанию мифологического мышления: “В России миф — дело государево. В рамках общей программы реставрации Империи за последние 20 лет здесь была восстановлена и модернизирована архисложная система управления мифами, созданная предыдущим режимом. Именно решение этой исторической задачи в первую очередь обеспечило уникальную устойчивость нынешнего политического строя в России. Все-таки прошло очень мало времени. Оказалось, что у многих еще «руки помнят». В ходе проведенной Кремлем идеологической модернизации традиционные советские технологии пропаганды и контрпропаганды были интегрированы с новейшими методами продвижения контента в Интернете. И если до сих пор Россия не отключена от Всемирной паутины, то только потому, что государство остается самым мощным игроком на этой площадке. Сегодня телеграм нужен Кремлю больше, чем оппозиции. Когда он станет ему нужен меньше, чем оппозиции, его прикроют без колебаний. Грандиозный успех российской пропагандистской машины состоялся в конечном счете лишь потому, что, действуя локально, она попала в такт с глобальным запросом на миф. Вот и получается, что хоть Путин и Цукерберг такие разные, но все-таки они вместе…” (там же).

Миф по сути не имеет изъянов. Он максимально системен, поэтому к нему очень трудно придраться. Это происходит еще и потому, что он бесконечно повторяется в разных вариантах: от учебника до газеты, от постановления ЦК до романа. Миф и сказка очень точно соответствуют представлениям нашего мозга о том, каким должен быть мир вокруг, поэтому он так легко принимается нами.

Советский лозунг “партия – наш рулевой” имел бесконечное число реализаций, например, такую. В фильме и пьесе “В степях Украины” А. Корнейчука секретарь обкома появлялся в начале в образе “ответственного шофера”, говорить при котором не боялись сельские руководители. Но потом они узнают, что на самом деле это секретарь обкома.

Кстати, Сталин сам читал пьесу и оставил такой отзыв, который одновременно был живой реакцией: «Многоуважаемый Александр Евдокимович! Читал Вашу „В степях Украины“. Получилась замечательная штука — художественно цельная, веселая-развеселая. Боюсь только, что слишком она веселая, и есть опасность, что разгул веселья в комедии может отвести внимание читателя-зрителя от ее содержания. Между прочим, я добавил несколько слов на 68 странице. Это для большей ясности. Привет! И. Сталин 28. 12. 1940 г. » [5].

Тут, правда, возникает один вопрос, на который мы не получим ответа. Как могла работать система управления, если все замыкалось на одном человеке, поскольку чтобы написать отзыв следовало прочесть пьесу. В принципе жаль, что книги из библиотеки Сталина исчезли, поскольку его пометки там помогли бы точнее выстроить тот “канон”, который был у него в голове.

Миф всегда будет выгоден власти, поскольку именно она может им управлять, удерживая бесконечное число коммуникативных потоков. Это происходит еще и потому, что пропаганда в состоянии действовать скоординировано, когда газеты-телевидение-кино удерживают одну картину мира. Она может быть неверной, но все равно восприниматься правдивой, поскольку подкрепляется из множества источников. А именно это является характеристикой правды, на которую даже опираются медиа.

Фейк ведь тоже неправда, но распространяется гораздо быстрее правды, поскольку лучше соответствует потребностям массового сознания. Он как бы ближе и его языку, и его мышлению. В фейке массовое сознание находит свое счастье.

“Нам песня строить и жить помогает” пелось в советское время, акцентируя роль недостоверной реальности, которая характерна для песни. Если “недостоверность” является идеологически правильной, то ей открываются любые идеологические двери. Миф по сути всегда будет сильнее жизни, поскольку он “подогнан” под наш мозг, а жизнь может от него отличаться.

Сегодня эта недостоверность, например, вышла “наружу” в движении людей, отрицающих вакцинирование. Соцсети дают возможность объединиться и закрепиться сторонникам любого абсурдного мнения. Это происходит еще и потому, что возникает ощущение массовости поддержки мнения любой степени абсурдности.

Есть и другие факторы, один из которых подметил врач Б. Бобров, написавший: «Из своего собственного врачебного опыта вынес такое наблюдение: самые упрямые, недоверчивые и пытающиеся примитивно механистически описывать работу организма и механизмы действия лечебных мероприятий – мужчины с советским техническим образованием. Как мне кажется, им сложно даётся понимание вероятностного характера проявления эффектов в медицине (и шире – в биологической науке), они не могут смириться с неполнотой данных и неопределённостью, которая этой «незавершенной» науке свойственна. И они чрезвычайно самоуверенны. Конечно же, это личное наблюдение нерелевантно и может отражать мой собственный взгляд. А ещё подумал, что некачественное высшее образование может быть не только образованием чуть меньшего качества, но и просто вредным, активно распространяющим невежество и псевдознание… В этом случае люди, избежавшие его, могут быть более рациональными…» [6].

Мы живем в мире легкости тиражирования любого абсурда, что дает возможность ему жить и процветать. И сколько бы его не опровергали, это не имеет особого смысла, поскольку давно установлено, что опровержение лишь помогает распространять подобное абсурдное понимание, поскольку делает это для аудитории, которая могла об этом даже не знать.

Статья полностью

Возврат к списку

Другие материалы автора